В Клиниках СамГМУ впервые установили челюстной индивидуальный титановый эндопротез

Не каждый стендапер органично вплетает в свои номера латынь. Так, как это делает она. Не каждый врач может лечить шутками, выступая у микрофона. Как это делает она. Невролог Клиник СамГМУ Любовь Благодарёва идет на нестандартные решения, чтобы развиваться в профессии, мечтает о новом опыте в науке и держит свою дверь открытой для неожиданных событий, которые, как показывает жизнь, обычно к лучшему.

— В основном с врачом знакомишься у него на приеме. А с вами можно легко встретиться на камеди-шоу и уже из вашего стендапа узнать, что вы — врач. Согласитесь, это характерно не для каждого врача?

— Да, это не самая стандартная история, но вообще врачи — очень увлеченные люди, тут я не сильно нарушаю статистику. Если серьезно, в стендап меня подтолкнула как раз медицина. Это из разряда историй про преодоление. Дело в том, что у меня был большой страх читать лекции. И даже сам страх я постепенно преодолела, но понимала, что это не то. Не было легкости, не получалось держать публику, ловить обратную связь и живо на нее реагировать. А я ведь знаю, как это бывает, когда человек умеет владеть аудиторией. В СамГМУ много таких примеров прекрасных лекторов. Мне тоже хотелось что-то поменять. И вот знакомая, которая решила запустить свой проект женского стендапа, предложила мне поучаствовать. И я подумала: а почему бы и нет?

— И как это было?

— Было страшно, мощный стресс. Конечно, была предварительная подготовка. Я узнала, что шутки пишутся по четким правилам, своим законам. И важно, чтобы шутка была искренняя, про тебя и твои проблемы, тогда она отзовется другим. Есть такая практика в психотерапии — довести проблему до абсурда, чтобы обнулить ее значение. Юмор в этом очень помогает.

— Какое место в ваших историях занимает медицина?

— Не основное. Поначалу шуток о работе было больше, но я поняла, что людям это не так близко, как шутки о тебе как о личности. Кроме того, про медицину шутить непросто, слишком большая опасность пересечь ту грань, за которой это становится неэтично.

— Вам стендап помог с лекциями и в работе с аудиторией?

— Да. Буквально после первого концерта почувствовала, что уже не так страшно. Конечно, это был хороший стресс: на концерте было страшно, расслабиться не удалось и своим выступлением я не осталась довольна. Но это был крутой опыт, отправной момент, который показал, куда двигаться дальше. Что касается лекции, буквально следующая после концерта уже прошла гладко. Я стала смотреть людям в глаза, интуитивно чувствовать, понятно им или нет, кажется, где-то даже пошутила. Мне понравилось. То есть со мной реально сработала эта тема: один страх вытеснил еще больший страх. Теперь я не переживаю на лекциях, но, забавно, я по-прежнему боюсь стендапов.

— А теперь расскажите, как в свое время пришли в медицину? Это тоже было из разряда «почему бы и нет»?

— Отчасти. Сначала думала, что буду массажистом. Близкие внушили, что у меня есть способности: делала массаж маме и папе, которые имели проблемы со спиной. В школе хорошо шла химия и биология, и вообще были неплохие оценки, поэтому все же решила попробовать поступить не в колледж, а в вуз. Так стала студенткой Амурской государственной медицинской академии. Мне нравилось учиться, была старостой группы. Сначала хотела стать онкологом, ходила в тематический кружок, но все же решила пойти в неврологию. Из-за близости с Китаем у нас были популярны рефлексотерпия, иглоукалывание, мануальная терапия, я видела в этом большие перспективы.

— Как же вы оказались в Самаре?

— Сначала оказалась в Кинель-Черкассах, столице помидоров. Именно этот факт прочитала, набрав в поисковой строке «самое большое село в России». Так я выбирала, куда мне отправиться работать по программе «Земский доктор», которая помогала с жильем врачам, трудоустраивающимся в сельские медучреждения. Позвонила, оказалось, что место у них есть. Очень понравился главный врач, атмосфера, ремонт. Быстро собрала вещи и переехала. Сначала работала неврологом в терапевтическом отделении, а через полгода стала заведующей сосудистым центром. Мне было 24 года, это был стресс, но постепенно все встало на свои места. Мы взяли еще одного доктора, ЛФК-инструктора и логопеда -потрясающего специалиста, каких единицы, до сих пор иногда обращаюсь за консультацией по разным вопросам. Также у меня была должность районного невролога, которой был прикреплен сразу к нескольким районам. Мне все нравилось, но в какой-то момент решила переехать в Самару.

— Ехали на определенное место?

— Нет, наоборот, сразу получила много отказов от основных медицинских центров. В Клиники СамГМУ даже не пыталась обращаться, ведь я же не кандидат медицинских наук — такая была логика. Но вот однажды шла по Московскому шоссе в практически пляжной одежде (шортах, майке и сланцах) и почему-то решила зайти в главный корпус Клиник: просто посмотреть, раз меня все равно нигде не берут. До сих пор стыдно, что «нарисовалась» в таком виде. Захожу, читаю табличку на двери: заместитель главного врача Светлова Галина Николаевна. Только прочитала, подходит женщина с ключом от этой двери, и состоялся такой диалог:

— Вы кто?

— Я ваш будущий невролог.

— Заходите. Что умеете?

Рассказала, что могу. Галина Николаевна обозначила, что работа есть, но будет нелегко. В то время из-за болезни отошел от дел Вячеслав Томович Гашинский — потрясающий невролог, человек-легенда. Поэтому была нехватка специалистов нашего профиля. Меня направили к главному врачу, иду, сгорая со стыда из-за своего внешнего вида. Но все прошло отлично, и я получила работу.

В первое время было действительно очень сложно, потому что получила нагрузку невролога в нескольких корпусах стационара и поликлинике. И если теперь иногда думаю, что устала, то вспоминаю то время и пробегает холодок. Мне очень нравится моя работа, здесь стали все своими за эти шесть лет, которые прошли с того момента, как зашла «просто посмотреть» в маечке и шортах. Много раз убеждалась: что ни делается, все к лучшему.

— В какой области лежат ваши профессиональные амбиции?

— Хочу и дальше развиваться в своей профессии. Недавно получила второе высшее образование по специальности клинического психолога. Это очень помогает в работе.

— Помогает раскрыть пациента?

— Да, это важно уметь слышать человека и правильно интерпретировать то, что он говорит. Даже в каких-то отклонениях от сути обращения часто слышишь то, что помогает понять проблему, поставить диагноз и назначить лечение. И потом: не секрет, что к неврологу приходят пациенты не всегда исключительно неврологического профиля. Многие из них могли бы быть пациентами психотерпевта, психиатра. Поэтому дополнительные знания не бывают лишними.

— Чему вас учат пациенты?

— Как ни странно, тому же, чему учу их сама. Вот даешь человеку рекомендации ложиться вовремя, учитывать биологические часы, а потом и сама вспоминаешь, что не мешало бы лечь в нормальное время, а не в час ночи, как вчера. Если серьезно, учишься лучше понимать людей, быть терпимее, открытее.

— А как еще можно развиваться в профессии?

— Я мечтаю заняться наукой. Это очень интересно для меня. Прочитала о работе лаборатории 3D моделирования, Центре НТИ «Бионическая инженерия в медицине», которым руководит Лариса Теодоровна Волова, и поняла, что это очень мне интересно. Там происходят совершенно потрясающие вещи. Очень хотела бы быть к этому причастна и полезна.

— У вас на стене немало дипломов и наград. Что самое ценное?

— Сложно сказать, мне нравится участвовать в разных конкурсах, программах, проектах. Наверное отмечу один из последних дипломов — победителя всероссийского конкурса клинических случаев по теме «Применение биорегуляционных препаратов у пациентов с различными воспалительными заболеваниями», который проводила Ассоциация клинических фармакологов и фармацевтов.

Но если говорить о самой-самой ценной награде — это понимание того, что помогла человеку, как бы высокопарно это ни звучало. Именно за это в свое время я выбрала медицину, помогая родителям со спиной. И очень рада, что сегодня имею возможность помогать многим людям.

В Клиниках Самарского государственного медицинского университета Минздрава России полуторагодовалому малышу выполнили ацетабулопластику тазобедренного сустава. Это позволит пациенту в будущем не только избежать инвалидности, но и повторных хирургических вмешательств. Операцию проводили врачи детского травматолого-ортопедического отделения Клиник СамГМУ и НМИЦ детской травматологии и ортопедии им. Г. И. Турнера (Санкт-Петербург).

В пять месяцев у ребенка диагностировали врожденную дисплазию тазобедренного сустава. Без лечения эта патология может привести к тому, что со временем деформация станет значительно больше, ребенок будет сильно хромать, вплоть до инвалидизации.

«Диагностика таких состояний в нашей стране находится на высоком уровне и обычно они выявляются в 1–2 месяца на скрининговом исследовании, — говорит заведующий детским травматолого-ортопедическим отделением Клиник СамГМУ Андрей Шмельков. — Но бывает, что на таких ранних сроках выявить патологию невозможно. И этот ребенок к нам попал в шесть месяцев. Было принято решение лечить консервативно, но отсутствие положительной динамики стало показанием для хирургической коррекции. Учитывая маленький возраст ребенка — полтора года, нужно было провести ее так, чтобы в будущем не потребовалось повторных вмешательств. Чтобы выполнять такие операции, нужно иметь очень большой опыт и хорошее оснащение. Благодаря сотрудничеству с НМИЦ имени Турнера, мы перенимаем этот опыт, который позволит нам выполнять такие вмешательства в нашем регионе на очень высоком уровне».

Особенностью операции стало то, что пластика дефектов таза была выполнена без установки металлофиксаторов, что позволяет избежать повторной операции для их удаления. Вместо этого врачи использовали трансплантат — они заготавливаются в собственном костном банке СамГМУ. Хирургическое вмешательство выполняли по алгоритму, разработанному в НМИЦ им. Г. И. Турнера.

«Между нашими учреждениями заключен договор о научно-практическом сотрудничестве, и Андрей Владимирович Шмельков в очередной раз продемонстрировал высокий уровень компетенций и владения современными методиками хирургической стабилизации диспластического тазобедренного сустава, — говорит заведующий отделом заболеваний суставов и костной патологии НМИЦ детской травматологии и ортопедии им. Г. И. Турнера Павел Бортулев. — Данный случай был уникален тем, что пациента нужно было прооперировать современными методиками, чтобы вопрос стабильности сустава и его развития был закрыт за одну операцию. И очень важно, чтобы в регионах страны выполнялись подобные вмешательства на высоком уровне. Коллеги в Клиниках СамГМУ готовы к выполнению такого рода операций и с точки зрения оснащения оборудованием, и с точки зрения профессиональной подготовки».

Первые шесть недель ребенок проведет в гипсе, через три месяца ему можно будет сидеть, а через полгода он полностью вернется к обычной жизни.

В «цифровой» операционной Клиник Самарского государственного медицинского университета Минздрава России провели высокотехнологичную микрохирургическую операцию пациенту с Дальнего Востока. Ему восстановили часть лица, которая пострадала от огнестрельного ранения. Подобные операции выполняются в единичных медучреждениях страны.

В результате травмы у пациента произошла массивная потеря тканей лица, отсутствовал фрагмент нижней челюсти, вся верхняя челюсть, твердое небо, верхняя губа, часть нижней губы, носовые кости. Мужчина долгое время не мог есть, это привело к сильной потере веса и средней степени истощения.

Заведующий кафедрой челюстно-лицевой хирургии и стоматологии СамГМУ, член-корреспондент РАН, д.м.н., профессор Иван Байриков рассказал, что на базе Клиник СамГМУ работает Центр по оказанию высокотехнологичной помощи пациентам с патологией челюстно-лицевой области, который известен во всей стране. Поэтому челюстно-лицевые хирурги на Сахалине посоветовали пациенту обратиться за помощью именно в Самару.

«В центре мы применяем не только методы лечения, которые разработаны у нас на кафедре, но и привлекаем специалистов других подразделений университета, — говорит Иван Байриков. — В частности, по микрохирургической технике. Это особая стезя, и у нас работает всего несколько высококлассных специалистов, которые в основном задействованы по направлению кардиохирургии. К данному клиническому случаю мы привлекли коллег с кафедры оперативной хирургии СамГМУ и совместно разработали тактику лечения, пришли к решению, что аутотрансплантат необходимо взять из лопаточной кости, потому что по анатомическим особенностям она более приближена к небной пластинке. Чтобы обеспечить кровоток для приживаемости, аутотрансплантат был взят на сосудисто-нервном пучке, перенесен на лицо, и сосуды и нервы были подшиты к сосудам и нервам шеи. Реконструктивные хирурги совместно с челюстно-лицевыми хирургами подготовили воспринимающее ложе, фиксировали кость лопатки, ремоделировали мягкие ткани, подшивали сосуды и нервы. Операция прошла успешно, но в послеоперационном периоде возникло воспаление и нам пришлось привлекать хирургов из других отделений. Такая командная работа привела к тому, что лоскут успешно адаптирован, пациент чувствует себя хорошо».

Как рассказал реконструктивный хирург, ассистент кафедры оперативной хирургии СамГМУ, к.м.н. Владимир Ивашков, перед реконструктивными хирургами стояла задача добиться в первую очередь функционального результата, разобщить ротовую и носовую полости, чтобы пациент начал самостоятельно питаться.

«Для решения этой проблемы мы использовали сложный микрохирургический костный лоскут из фрагмента лопатки, — говорит Владимир Ивашков. — Часть лопатки мы использовали для восстановления твердого неба и верхней челюсти, остальную часть — мягкотканную, — для восстановления покровных тканей лица, чтобы заложить фундамент для будущей реконструкции губ и носа».

Операцию проводили в «цифровой» операционной Клиник СамГМУ, оснащенной инновационным оборудованием. Это позволило повысить качество хирургического вмешательства, которое длилось восемь часов.

«Для такого рода операций это можно сказать быстро, — говорит Владимир Ивашков. — Выполнять подобные вмешательства в специализированных операционных гораздо эффективнее. Во-первых, „цифровая“ операционная оснащена системой хирургической навигации „Автоплан“, разработанной в СамГМУ. Она позволила построить пространственную модель дефекта и выполнить предоперационную навигацию. То есть, мы можем точно определить, какая площадь, объем и пространственная геометрия дефекта, и от этого уже сориентироваться по пластическому материалу, который нам необходим. Например, в данном случае мы использовали лоскут с костным фрагментом угла лопатки. С помощью „Автоплана“ мы смогли правильно построить угол расположения лопатки для восстановления верхней челюсти так, чтобы ее геометрия точно совпала с необходимой геометрией для восстановления. А чем точнее восстанавливается геометрия лица, тем лучше восстанавливается функция».

Еще одно преимущество «цифровой» операционной — адаптивный свет, который тоже важен для выполнения длительных операций. Третье преимущество — новейшее наркозное оборудование, так как в процессе операции требовалось особое проведение вентиляции легких у пациента. Кроме того, в «цифровой» операционной есть возможность точно контролировать климатические параметры во время операции.

«Например, в какие-то моменты операции мы повышаем температуру в помещении, в какие-то понижаем, — пояснил врач. — Тем самым, мы нивелируем такие негативные явления, как сосудистый спазм. А для проведения микрохирургических, микрососудистых вмешательств это крайне важно. Из всех этих пунктов и складывается эффективность высокотехнологичных операций».

На данный момент пациент выписан домой для того, чтобы пересаженные ткани пришли в норму, параллельно в НИИ бионики и персонифицированной медицины СамГМУ изготавливаются индивидуальные эндопротезы. Примерно через 3 месяца пациенту предстоит следующий этап — пластическая операция по восстановлению компонентов лица.